Слепая любовь - Страница 47

— Ты ведь сама говорила...

— Перестань! Слышишь, не смей сейчас врать. Мои почки здесь ни при чем, и ты это прекрасно знаешь. Мы тысячу раз откладывали это по разным причинам, мы будем откладывать это бесконечно, и ты знаешь почему! Знаешь!

Ее глаза полыхали огнем, щеки были мертвенно-бледными. Она ждала от него правды — он сразу понял, почувствовал это и не решился снова оскорблять ее ложью.

— Знаю, Катя. Прости меня.

— Это ты прости меня. Это я во всем виновата. Ты в тот момент был просто не в состоянии что-то решить, тебе было все равно, Что будет с твоей жизнью. Но и мне... Мне тоже было все равно, что будет с моей. Но равнодушие — оказывается, это не причина для того, чтобы делить жизнь, а уж тем более для того, чтобы заводить детей... Прости, я этого не понимала. Я верила... Правда верила, что у нас с тобой все получится. А оказалось, что жить без любви невозможно. Прости, я виновата перед тобой.

— Мы оба виноваты, Катя... Спасибо тебе. Я бы никогда не решился на этот разговор. Мне иногда кажется... Мне иногда кажется, что я на самом деле люблю тебя.

Он говорил искренне, и она это знала. Но знала она и другое.

— Тебе это только кажется. Но на самом деле ты любишь не меня, а ее. Ее, свою Данку. Хоть она и умерла два года назад. Но ты ее все равно любишь.

— Катя... ты ведь знаешь, это бессмысленно. Это просто тоска, но не любовь. Ведь ее нет... Это просто тоска.

— Возможно, — с неохотой согласилась она. — Называй как хочешь. Только я ведь знаю. Я видела ту девушку. Дождь, какие-то черные птицы, и девушка с длинными мокрыми волосами. В белом платье... Я видела, как ты на нее смотрел. В твоих глазах была не тоска, Андрей. Поверь мне, я знаю, что такое любовь. Я тоже однажды это испытала. Ты — здесь, в Нью-Йорке, а она — там, где-то...

— Это глупость, Катя. Я ведь знаю, что ее нет в живых.

— Я видела, Андрей, — снова повторила она, — видела, как ты на нее смотрел. Она для тебя — не просто телевизионная картинка. Ты слушал эту музыку тысячи раз, я знаю, я чутко сплю. Ты всегда смотришь на нее. А знаешь... Она действительно на нее похожа.

— Извини, — в который раз повторил Андрей, — я не знал... Не знал, что ты знаешь. Катя...

Он поднял на нее глаза. Мелькнула картинка — мертвый котенок, но он не задержал взгляда. Он смотрел на нее пристально, полностью погрузившись в синеву ее глаз. Таких родных, с детства знакомых глаз...

— Катя, родная... она слишком сильно на нее похожа. И я больше не могу с этим жить.

Он медленно опустил голову, и она порывисто прижала его к груди, принялась перебирать пальцами непослушные, жесткие пряди, легонько касаясь губами, а он вжался в нее, почти не дыша, лишая и ее возможности свободного дыхания. Минута, другая... Они сидели без движения почти полчаса, прижавшись друг к другу, жалея друг друга и чувствуя, как постепенно становится легче. А потом она отстранилась.

— Андрей... отпусти меня. Пожалуйста, отпусти.

Потом они хоронили Чипа. Андрей положил его в коробку из-под обуви, выкопал могилу, аккуратно погрузил коробку с мертвым Чипом в яму, засыпал землей. Потом они вернулись, Катя пошла на кухню заварить чай, а он снова уселся пред телевизором и принялся ловить спутниковый музыкальный канал. В тот момент когда она входила в комнату с подносом в руках, она не могла видеть глаза Андрея, потому что он сидел к ней спиной. Но она видела другие глаза. Они смотрели на нее с большого телевизионного экрана сквозь капли дождя. Они были большими, черными и неподвижными. Настолько неподвижными, что ей стало страшно. Тихо играла музыка — слов не было, звуки скрипки плавно перемешивались с фортепианными аккордами. Она стояла как завороженная и слушала. Последние аккорды постепенно стихали, и вот в уголке экрана появилась маленькая, медленно бегущая строчка. Следом за фамилией автора музыки шло ее название — «Слепая любовь»...

Она бессильно разжала пальцы, уронила руки — поднос упал на пол, чашки звякнули друг о друга, но не разбились — поверхность была слишком мягкой, темно-коричневая жидкость сочной лужицей тут же впиталась в ковер...

А он даже не обернулся, не вздрогнул, не заметил ее присутствия. Он продолжал смотреть на экран, где сквозь слабые помехи эфира звучала уже другая музыка.

— Андрей, — Катя наконец нарушила молчание, — ты должен найти эту девушку, увидеть ее. Ты должен узнать, кто она.

— Какой в этом смысл, Катя! — Он обернулся, и она ужаснулась, увидев выражение его лица — застывшая маска, перекошенная едва ли не предсмертной судорогой. Она не знала, что ему ответить, но молчать было еще страшнее.

— Не знаю. Но ты должен сделать это. Пожалуйста, прошу тебя. Ради меня — если, конечно, я хоть что-нибудь для тебя значу.

И он полетел к ней. Он полетел в Россию, в далекую Москву, к той девушке, которую увидел случайно на экране телевизора и которая так сильно напомнила ему его первую и единственную любовь. Он летел, не зная, что она в это же время собирается лететь к нему. Самолет из Нью-Йорка прилетел в Москву в четырнадцать двадцать девять, а самолет из Москвы должен был отправиться в Нью-Йорк всего лишь на полчаса позже. Погода в Москве стояла прекрасная, светлая, так что задержать рейс не могли.

В аэропорту, в толпе проходящих людей, он не сразу заметил ее. А увидев, остановился как вкопанный, не в силах поверить в то, что перед ним на самом деле она — та девушка с экрана телевизора, в последние несколько недель ставшая его бредом, его навязчивой идеей... Она была со спутником — молодым мужчиной в небрежно надетом тренировочном костюме. Крепко, словно страшась отпустить, держала его под руку. Она была в темных очках, но он сразу узнал ее, понял, что это она. Та самая девушка с телевизионного экрана. Он стоял посреди зала, не улавливая уже ничего — ни голосов, ни звуков, ни людей. Он видел только ее, пораженный странным стечением обстоятельств — неужели такое может быть? Он видел ее и не думал, не мог предположить, что из всех окружающих людей только она одна не может видеть его. Потом ее спутник отошел, она стояла возле стены — недолго, а потом вдруг шагнула вперед — неуверенно, слегка пошатнувшись, словно...