— Ты — кто? — спросила она Дану чуть хриплым, но все же приятным голосом.
Данка улыбнулась в ответ.
— Я... меня зовут Даниэла, можно просто — Дана.
— Даниэла? — Ямочки на щеках Полины заиграли еще больше, тонкие брови слегка поползли вверх, образовав вдруг небольшую бороздку на переносице. — Надо же. Никогда в жизни такого имени не слышала. Классное имя. А кто это тебя так назвал?
Дана помолчала немного. Ей не хотелось сейчас, вот так сразу, начать говорить о маме с абсолютно незнакомым человеком. Потом все-таки ответила:
— Меня так назвала мама в честь своей бабушки. Она... моя прабабушка, она была чешкой, ее тоже звали Даниэла... — Дана хотела еще что-то добавить, но потом передумала.
Ее попутчица продолжала доброжелательно улыбаться, и Дана не смогла не улыбнуться ей в ответ.
— Пойдем покурим! — предложила Полина.
— Да нет, знаешь, я не курю... — возразила Дана, но, как оказалось, это был не аргумент.
— Постоишь со мной, поболтаем, пошли, что тут сидеть, с этими стариками-то? — уговаривала Полина.
А через полчаса они уже были подругами. Дана, сама того не ожидая, рассказала попутчице всю историю своей жизни, поведала ей обо всех своих планах и надеждах. Полина слушала внимательно и на этот раз без улыбки, не произнеся ни слова, прикуривая одну сигарету от другой. Глаза ее, казалось, стали еще темнее и больше, если такое вообще было возможно. Узнав о том, что Данка на первое время собирается остановиться в привокзальной гостинице, Полина сразу запротестовала. После недолгого спора она все-таки уговорила Данку пойти вместе с ней к старым знакомым ее отчима, жившим в самом центре города в большой пятикомнатной квартире, — на недельку-другую, пока они обе не подыщут себе жилье поскромнее и подешевле.
Данке пришлось согласиться по двум причинам: во-первых, с финансами у нее действительно было туговато. Тех денег, что дала тетка на дорогу, с натяжкой хватило бы на два месяца — за эти два месяца ей нужно было найти работу и поступать в институт. А что, если она не уложится в столь короткий срок? Две недели бесплатного проживания как-никак ей не помешают. Но не это было главное? Главным было то, что ей совсем не хотелось расставаться с Полиной — девушка, ворвавшаяся в ее жизнь столь стремительно, за полчаса общения в прокуренном тамбуре впервые в жизни стала для нее подругой. У Даны никогда не было подруг, может быть, раньше, в детстве, до того, как... Но это было слишком давно. Поэтому Данку долго уговаривать не пришлось. А через час они уже, весело смеясь, подходили к дому в центре города, в котором им предстояло провести первые, самые трудные, дни своей новой жизни.
— Вот здесь мы и будем жить-поживать, — весело произнесла Полина, остановившись перед подъездом. — Код двести четырнадцать, запомни!
Они поднялись на второй этаж и позвонили. Дверь открыла женщина. Тщательно уложенные, без проседи, волосы, неброский макияж, серые пристальные глаза, в которых отражался свет лампы над дверью. На вид ей было не больше сорока, а на самом деле, может быть, и все пятьдесят. Она смотрела приветливо.
— Ну, Поленька, ты, как всегда — сюрпризом... Что ж ты не предупредила? Мы бы тебя встретили, сумки-то ведь, наверное, тяжелые...
— Да не тяжелые, тетя Лина, тем более мы — девчонки сильные. А это — Дана!
Серые глаза смотрели пристально, и на какой-то момент сердце у Данки застучало в бешеном ритме: сейчас, вот сейчас, эта приятная, но холодная дама вежливо извинится и скажет, что здесь, к сожалению, не гостиница и уж тем более не приют для беженцев... Почему беженцев? Данка и сама не знала, но почему-то сейчас, под пристальным напором серого взгляда, почувствовала себя настоящей беженкой. А ведь и правда — она убегала, убегала, может быть, от самой себя, от своего прошлого, и сейчас ей так нужна была поддержка. Только кому до этого дело?
Стушевавшись, она было открыла рот, чтобы пробормотать фразу-извинение, но в этот момент серый лед вдруг растаял.
— Редкое имя... Да проходите, девчонки, чего вы стоите как статуи?
Полина скосила торжествующий взгляд в сторону новой подружки — видишь, говорила же! — и, ободряюще тряхнув своими светлыми кудряшками, первой вступила на незнакомую Данке территорию. Дана нерешительно, напряженно — отзвук сигнала тревоги все еще был слышен — шагнула за ней и услышала:
— А у меня как раз супчик с фрикадельками. Свеженький, с разварочки, и котлет налепила, как будто знала... Или вы сначала в ванную, запылились, наверное, в дороге?..
Первый год в столице напоминал скорее сказочный карнавал, фейерверк, сверкающий фантастическими, нереальными оттенками калейдоскоп и пролетел так незаметно, что Данка и оглянуться не успела. B институт — а вернее, не в институт, а в университет, Московский Государственный, самый престижный вуз в стране, — Дана поступила.
Да и как было не поступить — с ее-то знанием английского! Старичок экзаменатор, поседевший профессор с кафедры истории языка, был в полном восторге. После «официальной» части Дана еще минут двадцать в полушутливом тоне общалась с ним на английском, полностью покорив, его своим произношением и очаровательной улыбкой.
А потом началась студенческая жизнь, во всей своей невообразимой прелести, дикой и отчаянной бесшабашности, с бессонными ночами перед экзаменами, скудными обедами в студенческих кафе, ночными кострами и песнями под гитару... С неизменной бутылкой недорогого вина, которое традиционно распивали прямо в аудиториях, в перерывах между лекциями, по поводу и без повода — просто так, шутки ради, под дружный смех «собутыльников» и презрительно-надменные взгляды отличников... Да мало ли еще что было!